Как отец художника Петрова-Водкина бросил пить

На семейном совете брат Григорий сказал: - Слабоват он, боюсь, мамаша, для ссыпки, в нем выдержки жильной не хватит, Сергуньку бы к ремеслу какому ни на есть припустить.
Арина нашла совет резонным – отец был отдан в ученье к сапожнику.
В России существует поверье: не все пьяницы суть сапожники, но все сапожники – пьяницы. Акундин, сапожный мастер, был пьяницей в широком, затяжном смысле этого слова.
Варка вара, крученье дратвы со вставлением в нее свиного волоса; дальше мочка и растяжка товара: потом шов голенища; все эти первоначальные дисциплины прерывались бесчисленными антрактами для беганья к «Ерманихе» за шкаликами. И, когда оказавшийся смышленым ученик дошел до кройки подъема и до заканчивания целого сапога, он уже не уступал и по шкаличной части своему учителю. Плохо кончил Акундин, сапожный мастер. Надо сказать, отец всегда относился с почтением и с благодарностью к своему учителю и нет-нет да принесет бывало об Акундине весточку, а весточки становились все хуже: «мерещиться стало Акундину», «в больнице от пьянства лежал Акундин». Однажды отец вернулся с базара бледный, взволнованный; прямо с места события: Акундин зарезал в куски жену свою кроильным ножем, исполосовал самого себя и в страшных муках умер, побежденный водкой. С этого дня отец навсегда перестал пить.
(К. С. Петров-Водкин. Хлыновск: Моя повесть. М.:2008, с.35-36)

<Переношу пост из страрого форума>

Почему «Водкин»?
«…в Хвалынске были распространены… двойные фамилии, поскольку кое у кого существовало второе прозвище, «по-уличному». Возможно, из-за очень распространенной фамилии приходилось в обиходе различать: это – Петров «бодровский», а этот Петров – наш, «вольновский», он же – Водкин…» (К. С. Петров-Водкин. Хлыновск: Моя повесть. М.:2008, с.XLV)

Это – мнение автора предисловия. Но относительно происхождения такого лихого прозвища он ничего не добавляет. Воспоминания же самого художника заставляют сделать более определенные предположения:

«…В сорока верстах от Вольновки находился Лысый Враг, один из центров сторожевых разбойничьих пунктов. Там совершались ватажные налеты, здесь – отдых, любовь, пьянство для молодых и оседка для тех, у которых «плечи веслами умотались, честным трудом захотели помаяться…»

Оседал свой, надежный народ. В то время и появилась на Вольновке «девка Чернявка». Привез ее разбойник, сруб поставил на трех окнах, наказал любить и жаловать, вернуться скоро обещался. Чернявка вскоре понесла девочку, назвала ее Ефросиньей, а разбойник так больше и не явился: дело разбойное гиблое…

Чернявка за ум взялась, начала дочь выращивать, и откуда только в ней дело разыгралось: начала она вино курить: водка пошла с Вольновки такая, что после нее царской и в рот не взять. «Девья водка» разливается по Поволжью – гостей проезжих заманивает – от Самары до Астрахани ушкуйники ею балуются.

Выростила Чернявка дочку, замуж отдала – и вдруг как сгинула. Все бросила и исчезла; то ли тебе в монастырь-скит ушла, то ли тебе в низовья к морю Хвалынскому убежала…

Ефросинья и стала матерью моего прадеда Петра, артельного бурлака нашего плеса…» (К. С. Петров-Водкин. Хлыновск: Моя повесть. М.:2008, с.24-25)

Познавательно...

Ой как не хватало этих живых рассказов - спаси Господи, Миша!